От Фукусимы до Нью-Йорка: как студентка ОГУ исполнила свою давнюю мечту

Выпускница Оренбургского государственного университета Екатерина Ройба исполнила свою детскую мечту стать ученым. Она исследовала последствия землетрясения на Фукусиме, защитила диссертацию по проблемам репарации поврежденной радиацией клетки в Университете Хиросимы, а сейчас занимается разработкой новых методов экспресс-биодозиметрии в Нью-Йорке.

—  Мне не было и пяти лет, когда я спросила маму, что значит быть ученым. Она ответила, это очень сложно. А я сказала, что буду ученым. Мечтала, чтобы мне подарили микроскоп, представляла, как выглядят растения и насекомые под большим увеличением, — вспоминает Екатерина. — Часами рассматривала картинки в большой и красивой энциклопедии по биологии, читала про животных, про то, как открывали вакцины, антибиотики. Помню рисунки, как выглядели доктора во времена чумы...

С юных лет девочка посещала лекции по физике и программированию. Из школьных предметов Кате больше всего по душе была биология. Особенно нравилось решать задачи про хромосомы, даже сложные решала в уме. Поэтому при поступлении в вуз  она выбрала микробиологию на химико-биологическом факультете ОГУ — в надежде, что эта специальность откроет ей путь к генной инженерии. 

Директор Японского информационного центра ОГУ Людмила Докашенко предложила выпускнице, уже работавшей в научно-образовательном центре биохимической физики наносистем на кафедре физики, поучаствовать в программе обмена, объявленной Правительством Японии. Конкурс туда был высоким, порядка 10 человек на место.

После собеседования в посольстве Японии в Москве Екатерине предложили стать приглашенным исследователем в любом вузе Японии по любой специальности на срок от 1 месяца до 3 лет, сообщает пресс-служба ОГУ. Руководитель центра Виталий Бердинский посоветовался с коллегами из университета Хиросимы, и профессор Шинья Матсуура согласился принять начинающего ученого из России в коллектив лаборатории генетики и клеточной биологии.

После стажировки в Японии Екатерина полтора года работала по своей специальности в Хабаровском НИИ, в лаборатории вирусных гепатитов и СПИДа. Вернуться в Японию в 2013 году ее вынудило письмо из той же японской лаборатории: «Мы помним, как тебе было интересно учиться у нас. Не хочешь ли попробовать поучиться на PhD у нас? Мы не выкинули твои тапочки, они еще здесь, на входе в лабораторию».

— Сомнений было много: страшно уезжать из России на долгих четыре года, неизвестно, удастся ли сдать экзамен. Зато было точно известно, что после поступления нужно будет очень много учиться и работать среди чужих людей в атмосфере чужих устоев. Но дома особых перспектив не было, а в Японии она могла получить профессию генного инженера — исполнить детскую мечту. Мама поддержала, и поступление состоялось.

Екатерина Ройба оказалась в группе начинающих ученых из многих стран мира, включая Японию, Англию, Францию, Вьетнам, Бразилию, Африку и США. В течение четырех-пяти лет (в зависимости от успеваемости) они обучались экстренной медицинской помощи пострадавшим в результате облучения, методам его измерения, предсказанию миграции радиации в разных средах, работе с людьми для координирования срочной эвакуации больших населенных пунктов, способам предотвращения паники.

— Были посещения разрушенной цунами Фукусимы и ядерных заводов рядом с Токио, где мы смотрели устройство и типы реакторов. Также были на заводе, где разрабатывают персональные дозиметры. Один раз нам позволили спуститься в специальных скафандрах очень глубоко под землю к реактору, — вспоминает Ройба. — Мы учили друг друга нашим родным языкам, произношению и культуре. Все очень подружились, но политику в разговорах не затрагивали.

Все это время Екатерина работала над диссертацией под руководством профессора Матсууры в лаборатории Института радиационной биологии и медицины Университета Хиросимы. Институт открыли сразу после взрыва ядерной бомбы, которая стерла Хиросиму с лица земли во время Второй мировой. Главный вопрос, на который молодой ученый из России пыталась ответить в своей научной работе: почему клетки разных людей реагируют по-разному на одну и ту же дозу облучения? Если клетка одного человека восстанавливается после дозы в 1 грей нормально, то в клетке другого что-то происходит и ДНК не «ремонтируется». Где ошибка?

Увлеченная диалогом с ДНК Екатерина на последнем курсе PhD отправилась в Институт радиационной безопасности в Париже, в лабораторию Мишеля Бургиньона. Ей было важно проверить гипотезу французского исследователя: на индивидуальную радиочувствительность влияют не только изменения в структуре белка, с которым работала Екатерина, но и его пространственное положение в клетке (вне или внутри ядра).

После защиты диссертации в 2017 году она стала специалистом в области молекулярно-генетических механизмов, лежащих в основе репарации повреждений ДНК, внесения точечных мутаций в гены радиочувствительности, создания линий стволовых клеток для изучения аномалий клеточного цикла, а также в области радиационной цитогенетики и анализа хромосом. Затем российско-японского ученого приняли на работу в Колумбийский университет в Нью-Йорке, в Центр изучения радиации при Департаменте радиационной онкологии.

— Мы занимаемся разработкой новых методов экспресс-биодозиметрии на случай взрыва бомбы или террористического акта в большом городе. Сейчас у меня нет научного ментора, я полностью отвечаю за эксперименты, их продуктивность, отчетность. В долгосрочной перспективе планирую вернуться к проблемам влияния нуклеотидных замен на чувствительность к радиации, — делится с нами выпусница. — Это важно: необходим своего рода тест, который может своевременно выделять людей, более чувствительных к разрешенным дозам радиации. В нашей группе трое русских, так что регулярно разговариваю на родном языке.

Несмотря на свою загруженность и активный образ жизни, Екатерина периодически вспоминает родной вуз, студенческое общежитие и, конечно же, любимых преподавателей.

Автор: Василий Коромыслов