Рюкзак муки и чайник масла: как два красноармейца угодили под трибунал за кражу продуктов

_{Парад в честь прибытия в Оренбург Калинина и Фрунзе, 19 сентября 1919 года}

23 ноября 1921 года в кабинет начальника 18-й пехотной школы командного состава Рабоче-Крестьянской Красной Армии пришел курсант по фамилии Хаткевич. Он доложил, что двое красноармейцев, которые несут службу при школе, как-то неожиданно разбогатели. У них есть — это невероятно — целый вещмешок муки! А еще — масло, подсолнечное и конопляное, ах три бутылки! Где, спрашивается, они могли его взять среди всеобщей разрухи и голода? Ясно — украли. Начальник, выслушав курсанта, распорядился провести следствие.

_{Колонна курсантов пехотной школы на демонстрации, 1923 год}

Снова «гагаринская летка» 

Для начала давайте разберемся, что же это за пехотная школа.

Да, было в нашем городе между 1918 и 1926 годами такое учреждение. Располагалась школа в хорошо известном вам здании — в юнкерском училище на улице Советской (Николаевской). Да-да, той самой Гагаринской летке.

До революции там учились дети казаков, в том числе будущий атаман Дутов и атаман Семенов, ставшие знаковыми фигурами в Белом движении. После революции их сменили рабочие и крестьяне — недавно созданная Красная армия отчаянно нуждалась в грамотных командирах, а где их взять? Так в Оренбурге и появились две военных школы: кавалерийская и пехотная, причем пехотная разместилась в том самом здании. А уж потом курсантов-пехотинцев сменили курсанты-летчики: вымышленные Ромео, Кузнечик и Смуглянка из «В бой идут одни старики» и вполне реальный Юрий Гагарин.

Кстати, интересный факт: именно 18-я школа стала шефом первого в Оренбуржье пионерского отряда, который даже назывался «Красный курсант». Создан он был в детском доме №9. Вот, посмотрите — фото из Оренбургского госархива.

_{Курсанты пехотной школы в детдоме. Фото Государственного объединенного архива Оренбургской области}

Юные пионеры поют хором, дирижирует краском — очевидно, из преподавателей школы — а шефы-курсанты, частью в буденовках, частью с непокрытыми бритыми головами, наблюдают, как продвигается обучение. И надо всем этим висит «лампочка Ильича» — символ научно-технического прогресса и новой жизни…

Рабоче-крестьянский контроль 

Так вот: первым неладное заметил 24-летний курсант Хаткевич. Почему он вообще полез в это дело, спросите вы? Все просто: Хаткевич был членом Рабкрин. Это рабоче-крестьянская инспекция, которая имела статус народного комиссариата (то есть министерства), и руководил этим комиссариатом Иосиф Сталин — тогда, в 1921 году, еще далеко не самый важный деятель в партии большевиков.

Это было необычное министерство, организованное не вертикально, а горизонтально: членами Рабкрина были низовые работники. Они осуществляли финансовые проверки и вообще следили за порядком: начальство-то всегда договорится, ворон ворону глаз не выклюет; а простому работяге терять нечего, к тому же от земли лучше проблемы видно… Опять же, пролетарское чутье подсказывает, что где не так. Поэтому какой-нибудь слесарь, имеющий бумагу от Рабкрин, мог идти в кабинет директора завода и требовать от него отчета по финансово-хозяйственной деятельности, и директор этот отчет давал, вытянувшись в струнку. Если интересно, почитайте статью Ленина «Как нам реорганизовать Рабкрин», она интересная.

Поэтому Хаткевич и вникал во все, поэтому он и выявил хищения раньше начальства.

Из рапорта курсанта Николая Хаткевича:

— Мне стало известно, что красноармеец Воронков из караульно-хозяйственной команды живет не по средствам, и у него в последнее время появляются разные продовольственные продукты в довольно значительно количестве. Я отправился в помещение, где находился Воронков, и спросил, есть ли у него пшено. Он ответил, что пшена нет, но есть постное масло, но оно в комнате его товарища Сдвижкова. Мы отправились в его комнату, и последний показал мне баклажку масла, наполненную на 1/4. Я попросил полную, и мне показали полную бутылку масла.

После этого, по словам Хаткевича, он попросил красноармейцев (которые стояли в иерархии гораздо ниже — курсанты должны были стать командирами, то есть офицерами, а красноармейцы просто тянули солдатскую лямку) масло отложить и не расходовать, а сам пошел к другому курсанту, тоже состоявшему в группе содействия Рабкрин, Бочкареву. Тот уже как бы от себя явился к Здвижкову и узнал, что у него и мука есть. Вот с этой-то информацией Хаткевич и пошел к начальнику школы.

Следствие ведет гражданин Кедрин 

Производить следствие было поручено некоему «гражданину Кедрину» — сотруднику школы. Не ясно, какую именно должность он там занимал, но, судя по каллиграфическому почерку и характерному слогу, он был из старых царских чиновников или учителей.

_{Почерк гражданина Кедрина}

Кедрин быстро узнал, что красноармеец Воронков в течение последних полутора месяцев несет караул у склада пехотной школы, где хранятся продукты. Придя туда, Кедрин убедился, что навесной замок, которым запирается дверь, цел и следов взлома не имеет, цела и сургучная печать; но, если присмотреться повнимательнее…

Из протокола осмотра места преступления:

— …Посредине двери находится железный пробой длиною около пяти вершков и шириною около вершка. С одной стороны пробой прикрепляется железным саперным гвоздем, с другого конца отверстие, в которое вставляется замок. В двери заметны следующие повреждения: около корневого пробоя углубления, сделанные недавно, полукруглой формы, свидетельствующие о том, что кто-то прикладывал к двери предмет вроде маленького лома, и, нажимая рукою, действуя предметом, как рычагом, вынимал пробой в той части, которая была прикреплена саперным гвоздем, без повреждения замка и печати.

Там же, в косяке, Кедрин обнаружил еще две дыры от гвоздя: видимо, злоумышленник, расширив дыру от гвоздя, боялся, что тот вывалится безо всякого лома, и на всякий случай перебивал гвоздь на свежее место… а потом приходил снова: очевидно, что хищения носили систематический характер.

Ворованные продукты или гостинец из дома? 

Разумеется, за этим последовал обыск у подозреваемых. У Воронкова, жившего в казарме, ничего подозрительного не оказалось. А у Здвижкова, который раньше тоже был караульным, а потом перешел в сапожники, имелась своя комнатушка — и там-то Кедрин обнаружил несметные богатства.

Из протокола обыска:

— При осмотре в присутствии понятых оказалось: 1) Вещевой мешок обыкновенного казенного образца, наполненный мукою крупного помола. При взвешивании муки оказалось 33 фунта 24 золотника [примерно 13, 5 кг — прим. 1743.ru]. 2) Стеклянная баклажка казенного образца, в ней — подсолнечное масло немного более 1/4, пробки нет. 3) Стеклянная бутылка, в ней конопляное масло, заткнута бумагою. Емкость бутылки около 3/4 литра. 4) Бутылка, в ней подсолнечное масло, емкостью около 1/2 литра.

По нынешним меркам это, конечно, чепуха: 13 кило муки да полтора литра постного масла. По тем голодным временам — сказочное изобилие.

Приступили к допросу. Здвижков сразу сказал: ничего не знаю, друг дал на хранение, чтобы не украли в казарме. А уж где он взял — не спрашивал; купил, наверное. Воронков заявил: масло — да, купил. А хлеб родители из деревни привезли.

Из протокола допроса красноармейца Павла Воронкова:

— Найденные у Здвижкова масло и хлеб принадлежат мне. Постное масло я купил на базаре в первых числах октября сего года в количестве 4 фунтов по цене 10 тысяч рублей за фунт. Купил это масло про запас. Пуд муки [16 кг — прим. 1743.ru] я получил от своего отца, крестьянина Оренбургского уезда, Покровской волости, села Кулагина, Федора Тимофеевича Воронкова. Свидетелей при том не было. Продукты я отдал Здвижкову на хранение.

Может, стоя на этом, красноармейцы и сумели бы отболтаться, но… В ходе более тщательного обыска в казарме Воронкова, в не используемой печи, был обнаружен чайник, доверху залитый конопляным маслом. Причем и сам чайник был краденым: он пропал пару недель назад из красноармейского клуба.

_{Празднование дня советской пропаганды. Оренбург, 1920 год} 

Как все было на самом деле 

Тут бойцам, хочешь-не хочешь, пришлось рассказывать правду. Оказалось, что первым дорожку на склад протоптал Здвижков: до перевода в сапожники он стоял в карауле у той же двери, и заметил, что большой гвоздь, удерживающий засов, качается. Засунув под него штык винтовки (а вовсе никакой не лом, как предполагал гражданин Кедрин), он этот гвоздь вытащил, и перед голодным солдатиком — было ему, как и Воронкову, 20 лет — открылся полный невиданных богатств склад. Поев, он прикладом той же винтовки вколотил гвоздь на место и, впервые за долгое время сытый, стал ждать разводящего.

Потом он стал не просто есть на складе во время караула, но и подворовывать продукты впрок. Когда его перевели на другую работу, рассказал о своей хитрости другу Воронкову, который стал пользоваться проторенной дорожкой — не забывая, конечно, отблагодарить товарища. Кое-что они стали продавать другим красноармейцам и курсантам. Но больших деньжищ, по их словам, не нажили:

Из протокола допроса красноармейца Григория Здвижкова:

— Сделал я это по нужде, так как казенного пайка было недостаточно. Больше показать ничего не могу.

Ревизия, проведенная на складе, выявила колоссальную недостачу: 37 пудов хлеба, 5 пудов рыбы, почти 3 тысячи папирос, 87 банок консервов…

_{Как там говорилось в известном кино: «Все уже украдено до нас»?}

Красноармейцы уверяли: такого количества продуктов они вытащить под полой солдатской шинели никак не могли!

«Назначение нашых делов в суд» 

28 ноября обоих отправили в арестный дом: судьбу 20-летних красноармейцев должен был решить Революционный трибунал.

Но трибунал не слишком спешил вершить правосудие: время было жесткое, по всему Оренбуржью вспыхивали мятежи, то тут, то там происходили разбои и убийства — до двух деревенских солдатиков, подворовывавших хлеб со склада, руки не доходили. А кормили в тюрьме, надо думать, еще хуже, чем в казарме… В итоге 15 декабря они даже написали членам трибунал письмо. Его мы приводим полностью, без сокращений и правок:

— В Революционой военой Трибунал. От Арестованых кр-цев Воронкова и Здвижкова. Заевления. Настоящим просим вас т. Следователи в скором времени о назначение нашых делов в суд. Так как Мы уже сидим орестовени Месиц и ниполучили никокого резултата то просим вас постораца чтоба поскореи назначили нас на суд. Просим не от казат нашей Прозбы. В чем и подписуимси орестовени кр-цы П. Воронков и Здвижков. 15/XII.21 г.

_{Полуграмотные деревенские парни написали, как могли}

Скидка за пролетарское происхождение 

Письмо это членов трибунала не слишком растрогало: суд состоялся только 17 февраля 1922 года. Перед судом предстал только Григорий Здвижков — урожденный крестьянин Оренбургской губернии, Каликинской волости, села Романовки (оно и сейчас существует, в Александровском районе, в двух сотнях километров от Оренбурга), а теперь — арестованный красноармеец караульно-хозяйственной команды пехотного училища. Воронкова на заседание доставить не удалось.

Из протокола судебного заседания:

— Отв. Воронков в суд не явился по болезни, о чем имеется справка из арестного дома… В отношении Воронкова дело ввиду его болезни слушанием отложить впредь до его выздоровления.

_{Протокол заседания трибунала}

Здвижков, судя по протоколу, во время разбора своего дела помалкивал, и только в последнем слове (а интенданты школы обвинили его с товарищем в нанесении ущерба на 10 миллионов рублей — даже по тем временам сумма колоссальная) заявил, что «такого большого количества продуктов, как указано в обвинительном заключении, он похитить не мог». В итоге трибунал огласил приговор:

— Принимая во внимание пролетарское происхождение [с чего бы пролетарское, если он крестьянин? — прим. 1743.ru] обвиняемого и его чистосердечное раскаяние, Здвижкова Григория Прокофьевича подвергнуть принудительным общественным работам с лишением свободы условно сроком на два года с лишением права выбора и быть избранным в течение того же срока.

Общественные работы — безусловно, не самое страшное наказание, могли бы и в лагеря отправить, пожалели. А вот с лишением избирательного права дело обстоит несколько сложнее — это действительно суровое наказание. Не потому, что Здвижков два года не мог голосовать за кандидатов в Советы всех уровней — это он, пожалуй, пережил бы. Но «лишенцы» (чаще всего избирательного права лишали бывших дворян, купцов и священников) теряли право на получение образования, на пенсию, а налог платили больше, чем другие, и т.д. И все равно: могло бы быть и хуже.

А хуже стало с его товарищем, Павлом Воронковым. До трибунала он так и не добрался: в марте, после 4 месяцев пребывания в арестном доме, он умер, не выходя из него. О причинах в деле ничего не сообщается: в первую очередь это, конечно, голод, а во вторую — дизентерия, или пневмония, или множество других болезней, подхватить которые немудрено в тяжелых и антисанитарных условиях.

25 марта 1922 года трибунал принял решение дело по обвинению Воронкова «прекратить ввиду смерти Воронкова».

_{Судить стало некого} 

Кстати, вы заметили, кто подписал последнее решение? Марк Башилов — сотрудник ЧК, один из братьев Башиловых, в честь которых теперь названа улица на северо-западе Оренбурга…

* * *

Напоминаем, что каждую пятницу на сайте 1743.ru публикуются истории из рубрики «Оренбургский ретро-детектив».

Глава 1: о загадочном убийстве кухарки оренбургского чиновника. В подозреваемых числились два солдата Оренбургского линейного батальона.

Глава 2: о молодой крестьянке, которую посадила на цепь в сарае и морила голодом собственная свекровь.

Глава 3: о том, как «Оренбургская группа террористов» вымогала деньги у купца, гласного городской Думы.

Глава 4: как 17-летняя сирота, вышедшая замуж за отставного солдата, накормила нелюбимого мужа отравленным пирогом.

Глава 5: как жители отдаленного хутора обвинили своего соседа в колдовстве. 

Глава 6: как тяга к юным девочкам привела солидного чиновника на каторгу.

Глава 7: как польский дворянин-бунтовщик был осужден за коррупцию в Оренбурге.

Глава 8: как агент угрозыска поехал арестовывать бандитов и погиб в перестрелке

А еще через неделю будет что-то новое. То есть старое. Но — точно интересное.